Ася Векслер в «ИЖ»
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Во что бы то ни стало, уберечь.
Уже в дверях, пока ещё возможно,
произнести скороговоркой речь,
сводимую к словам “будь осторожна”,
“будь осмотрителен”. И тут себе
отдать отчет в конечном превосходстве
судьбы. Кто может диктовать судьбе,
пытаясь настоять на благородстве.
ВРЕМЯ И ОКРЕСТНОСТЬ
Горянка с дудочкой в руках –
та гостья; да и ты в горах –
вверх-вниз – не хуже горца.
Забудь о том, что староват –
цепляйся за китайский взгляд
на возраст стихотворца.
Как волосок, смахни и сдунь
обузу лет. Считал Ши Лунь,
что за ранжир в ответе
не только дар, но каждый миг,
и тот, мол, более велик,
кто дольше жил на свете.
Всё это слышала не я.
Так пересказывал Р. Я.,
конечно, близко к тексту.
«Как быть, – качал он головой, –
с литературой мировой,
где всяк приписан к месту?»
Теперь кружит душа Р. Я.
над городом, где нет меня,
где воды в новых бликах.
А в мастерской его – Ши Лунь,
как говорят, седой как лунь.
Он стар, он из великих.
А нас где носит? Вот, пыля,
даёт дорога кругаля.
Без лифта так без лифта
до верхней улицы с шоссе.
Сменились клетки? Вряд ли все:
ведь те же – кровь и лимфа.
Как прежде, у окна в шкафу
не прожигает жизнь Ду Фу,
Ли Бо насквозь всё видит.
Кто б спорил? Должно долго жить
и взлёт позднейший заслужить.
А высота – как выйдет.
ПОЧТИ ПРИПЕВ
Вот какая мне дана
благодать:
на ночь глядя, у окна
постоять;
в полутьме напополам
с тишиной
оставлять дневной бедлам
за спиной.
А в окне, что от стены
до стены,
часть нагорной стороны –
глубины,
где сверкают и горят,
как парят,
тьмы огней – за рядом ряд –
в тьмы карат.
Так прилёг бы на холмы
Млечный путь
от надмирной кутерьмы
отдохнуть.
Так взошли бы семена
среди мглы,
текст молитвы, письмена
Каббалы.
Ярче ярких – к знаку знак –
из долин
поднялись наверх зигзаг,
серпантин.
Не ослепнув, не прочтёшь,
сколь ни стой,
свиток огненный, чертёж
золотой.
На отшибе дом в тени,
на краю.
Повезло мне на огни,
говорю,
на расширенный маршрут
долгим днём
и дары двух-трёх минут
перед сном.
ПОЭТЕССА ИЗ ПОМПЕЙ
(маленькая поэма)
не уступающую красоте?..
Вот-вот… Дышали многие неровно.
Отдельный случай – некий мастер фресок,
немногословный, с критскими корнями…
Вы шутите? При чём тут нелегал?
Стенною живописью дорожили,
а стало быть, и пришлым живописцем.
Но кто бы знал, какое испытанье –
творить своё и ладить с тем, кто платит.
Не самый лёгкий хлеб – тут мы сойдёмся.
Зато бывают дивные минуты,
когда, глядишь, белёная поверхность
становится почти амфитеатром,
годящимся для действующих лиц,
а отдалённый островной пейзаж
вдруг выдаёт себя за италийский…
Поделитесь вашим мнением!